В июле 2002 года, на следующее утро после выступления Маризы на Летней сцене Центрального парка, Шон Барлоу встретился с фадиштой для пространного интервью. Мариза обладает живым темпераментом, в интервью она коснулась не только аспектов своей жизни и карьеры, но также исторических, антропологических и политических корней фаду. Родившись в Мозамбике и переехав в Португалию в возрасте трех лет, Мариза обнаруживает широкий диапазон познаний и интересов.
Шон Барлоу: Итак, для начала могли бы Вы поделиться воспоминаниями о Мозамбике?
Мариза: Я ничего не помню о Мозамбике, оттуда у меня есть забавные истории и корни моей семьи, бабушки и дедушки, моей мамы. Но у меня самой нет воспоминаний, я не знаю ничего об этой стране; и если мы начнем говорить о музыке Мозамбика, то я ничего о ней не знаю тоже. В Португалии очень трудно организовать музыку из Мозамбика, легче организовать выступления музыкантов из Анголы, Кабо-Верде, Бразилии, но я не знаю музыкантов, которые бы исполняли мозамбикскую музыку, не знаю что это за музыка, каковы их ритмы. Т.е. я не знаю ничего о стране, в которой родилась, и когда-нибудь я бы хотела узнать о ней больше, о её традиционных инструментах и ритмах. Но на сегодняшний день я ничего не знаю о Мозамбике.
Шон Барлоу: Какова музыкальная история Вашего детства в Португалии, когда Вы переехали туда? Могли бы Вы рассказать нам о кульминационных моментах Вашего прихода в музыку.
Мариза: Родители переехали в Португалию, когда мне было три года. Мне посчастливилось вырасти в традиционном квартале Лиссабона Моурария, где, как говорят музыковеды, в XIX веке родилось фаду. Именно в этом квартале было много баров и клубов в то время, моряки ездили на Мадейру повеселиться – вот как фаду выросло из квартала. Я росла, слыша фаду на каждой улице, на каждом углу соседнего дома, это был образ жизни, это было привычным, как дыхание. Я стала петь фаду в пять лет. У моих родителей был ресторанчик, и на выходные дни, по воскресеньям, они приглашали выступить исполнителей фаду. Я начала слушать эту музыку и страстно прониклась ею. Звук португальской гитары был чем-то странным для меня в то время, но вместе с этим мне хотелось понять.
Я помню, в то время сказала папе, что хочу это спеть, и первое что мне папа ответил, что это музыка для взрослых, что я не могу это петь. Но я сказала: «Нет, я хочу это петь». Тогда папа попробовал научить меня некоторым фаду, с не очень трудными стихами. Так что первое, что я пела — это фаду из репертуара Карлуша ду Карму. Папа рисовал мне картинки на сюжет фаду, а я учила стихи по этим картинкам. Я пела фаду до 15 или 16 лет, но вы знаете, это дурацкий возраст, когда друзья говорят тебе: «не делай этого», «не делай того». Меня спрашивали: «На что ты тратишь свое время?» Я отвечала, что пою фаду. «Фаду? Да это ведь для стариков, не пой это!»
Я начала интересоваться другой музыкой, такой как босса нова, джаз, поп, фанк. Я выступала в барах и казино, даже совершила путешествие в Бразилию, чтобы понять, почему у них есть босса нова и тому подобные вещи. И вот однажды вечером я спела для друзей фаду, потому что до сих пор любила фаду, и мне нравилось его петь в подходящей атмосфере, но я не знала, что могу это делать хорошо, и кому-то это может нравиться. И вот однажды я исполнила фаду в кругу друзей, и там был человек, у которого был Дом Фаду (Casa do Fado). Он спросил меня, хотела бы я выступать там один день в неделю. Сначала я подумала: «Вот ненормальный, почему это я захочу выступить у него?» Но потом я стала думать и сказала себе: «А почему бы нет? Я попробую», — и пошла туда. И вот когда я начала там выступать, то поняла, что это моя музыка, это я. Я могу исполнять другую музыку — джаз, соул, босса нову, но фаду — это я, это мое дыхание, это как будто открыть сердце и выразить мою культуру, быть португальцем. Я не могу теперь представить, что я перестала бы петь фаду и сказала: «А теперь я спою поп». Нет, фаду — это мое, в самом деле.
Фаду в исполнении Маризы (из репертуара Амалии Родригеш):
Primavera (Весна)
Há Festa Na Mouraria (Праздник в Моурарии)
Que Deus Me Perdoe (Да простит меня Бог)
Шон Барлоу: Сколько вам лет?
Мариза: 28.
Шон Барлоу: Итак, вы начали исполнять на публике фаду раз в неделю, и с этого началась ваша карьера...
Мариза: Да, я начала петь раз в неделю, и продюсер первой моей записи спросил, хотела бы я сделать запись? И я сказала: «Да, давайте». Мой отец купил 100 дисков, потом мама купила 10 для друзей, для семьи, почему бы и нет. Но я не могла себе представить всего этого — выступление на Летней сцене в Нью-Йорке, туры и выступления, я никогда не думала, что способна на все это, потому что, знаете, когда ты начинаешь какое-то дело просто потому, что его любишь, ты никогда не думаешь о шоу, турах, интервью и т.п. Для меня это было: «Ого! Они говорят обо мне». Я часто спрашиваю себя: «Не сон ли это?» Это правда, я счастлива, но все еще не до конца верю, как будто я смотрю на себя со стороны.
Когда мне сказали, что я буду выступать на Летней сцене в Нью-Йорке и в Hollywood Ball , я думала, что они шутят. Но когда в течение минувшей недели выступила на Летней сцене, то сказал себе: «Ого, я только что сделала это!» И когда шоу 14 числа с участием Лорен Хилл закончилось, я сказала себе: «Я только что сделала это». Но вы знаете, мне до сих пор кажется, что это не правда.
Шон Барлоу: У вас есть свидетель, это правда!! Я видел ваше выступление вчера. Давайте посмотрим на конкретные песни. Можем мы рассмотреть «Loucura»?
Мариза: Знаете, внешне я выгляжу в стиле «поп» и это необычно для исполнительницы фаду. Вот звучат первые слова: «Я принадлежу фаду» <...>. Это манифест: я здесь, я принадлежу фаду, это образ жизни, и я люблю это. Когда я выхожу на сцену и говорю: «Sou do fado» — не сомневайтесь, потому что я принадлежу этой культуре, и я здесь, чтобы показать её вам. Что-то в этом роде.
Шон Барлоу: Сильное утверждение, это замечательно. Вы имеете в виду, что большинство исполнительниц фаду — не блондинки?
Мариза: (смеется) Нет, обычно у них черные волосы, не короткие, а длинные, они носят черную одежду, не носят ожерелья, как я. Обычно они более или менее консервативны, а я ненормальная, ношу полосатые носки, ожерелья, я люблю разные цвета, я ношу всё, в чем мне комфортно. Я ведь знаю, что пою душой, а не одеждой.
Шон Барлоу: Вы написали эту песню?
Мариза: Нет, это не моя песня, это стихотворение... не помню имени. Это традиционное фаду с традиционными стихами. Я не публикую стихи, мне нужно больше узнать, приобрести больше опыта в жизни. Я пишу для себя, у меня есть несколько стихотворений дома, но это только для себя, я не хочу показывать эти стихи.
Шон Барлоу: А что это была за песня, которую вы исполнили вчера вечером, там говорится о вине?
Мариза: «Послушай сеньора Вино» («Oiça lá o Senhor Vinho») – это песня, в которой говорится о том, что может случиться с тобой, когда ты выпьешь слишком много вина. Ты можешь быть смешным, не стоять прямо, тебе хочется танцевать. И это как будто вино говорит, что оно сделает с тобой: если ты не будешь уважать меня, я могу заставить тебя ходить «по диагонали», я могу заставить тебя платить, я могу заставить тебя танцевать. Потому что вино может заставить тебя сделать все эти вещи, если ты выпьешь слишком много.
Шон Барлоу: Т.е. Вы как бы перевоплощаетесь в вино в этой песне.
Мариза: Да, это как будто вино говорит, а не человек, который пьет.
Шон Барлоу: О, это хорошее объяснение (извинение), что это вино говорило на самом деле, а не я... Надо это запомнить. Потом там звучала песня «Фаду танго».
Фаду танго «Для тебя». Это традиционное фаду, у нас есть около 200 традиционных фаду на одинаковую музыку, но ты можешь изменить стихи. Когда я решила записать это фаду, я сказала себе: «Почему бы нет?» Ведь фаду танго — это другой тип музыки, не просто фаду, а танго, и я подумала, что у фаду и у танго есть много общего. И я подумала, почему бы не сделать что-то вроде джаза вместо настоящего танго. Мы начинаем эту вещь с двойного баса и голоса, затем вступает португальская гитара, а потом все инструменты звучат вместе. В фаду ритм хорош для танца, все фаду можно станцевать. Обычно их не танцуют, но я думаю, что это можно. Когда я исполняю фаду на сцене, то могу танцевать, если ритм подходящий, и я буду танцевать, потому что мне это нравится.
Но фаду обычно не танцуют, в XIX веке перестали танцевать, это запретили, потому что считалось, что танец слишком чувственен. Но когда-нибудь я хочу сделать шоу с разными видами танцев, которые танцевали в XIX столетии. Я изучаю это, и хочу понять, откуда пришло фаду, потому что я знаю, у него много корней: африканские, бразильские и азиатские. Умбиганда, Самба и Лунду — эти танцы пришли из Африки и Бразилии. В фаду танго такие стихи:
Я закрываю глаза и пою
Я думаю о тебе.
Ты — мой слушатель,
Ты — музыкальные инструменты,
Ты — моя любовь.
<…>
Со своим голосом
Я могу взбираться на горы и спускаться с них,
Я могу пересекать реки,
Я могу отправиться повсюду,
Потому что дорога жизни в моей руке
Вот значение поэмы.
Шон Барлоу: Расскажите больше вот о чем. Я был заинтригован вчера вечером, когда Вы рассказывали публике о том, как в фаду отражаются пересечения Португалии, Кабо-Верде и Бразилии. Что мы исторически знаем об этом, и что Вы, как артистка чувствуете о течениях в этом потоке?
Мариза: <...> Фаду — это больше чем просто музыка, это мироощущение. И я могу вообразить эту большую историю, которая есть у фаду. Я говорю себе: «Мне надо понять эти вещи, которые являются частью моей культуры, я не хочу быть глупой девочкой и только говорить о фаду, что оно идет из души». Фаду — это культурная музыка, мне надо понимать больше. Так я стала искать и нашла интересные вещи. Вы знаете, что я родилась в Африке, но выросла в традиционном квартале Лиссабона, где фаду зародилось в XIX столетии. Вообще, фаду появилось в XVI веке с Великими Географическими Открытиями, но это еще не было «настоящим» фаду, если так можно выразиться. Потому что на фаду оказали влияние Африка и Бразилия. Это была разновидность танца, как я сказала несколько минут назад, такого как Умбигад, Лунду, но это не было еще фаду.
Когда начинаешь изучать этот вопрос, то слышишь, как многие говорят, что фаду пришло от чернокожих рабов. У музыковедов много разных теорий: некоторые их них говорят, что фаду родилось в Африке, другие, что оно пришло в Португалию из Бразилии, потому что мы открыли Бразилию, так что мы привезли чернокожих рабов оттуда, а они привезли музыкальные ритмы. Я, правда, не знаю, потому что я не музыковед. Что я знаю — это то, что у фаду три корня из тех стран, где были португальцы. В нем есть ритмы Африки, есть азиатские, или арабские, мотивы от мавров, которые жили в Лиссабоне, и есть ритмы Бразилии, возможно от рабов, происходивших из Африки. Так что у всего есть связь. В XIX веке в Лиссабоне появились чернокожие моряки. У нас нет DVD или чего-то подобного, но у нас есть книги с картинками, показывающими нам черных моряков, танцующих фаду и играющих на инструменте, который они называли португальской гитарой. Обычно эту музыку не только пели, но и танцевали, вначале это была музыка для танца, и я не знаю, почему они начали петь — сначала мужчины, потом женщины. Но они всегда пели сидя, никогда не стояли.
В XX веке появился исполнитель Алфреду Марсенейру, имя которого принадлежит истории фаду, так что если вы хотите знать об этой культуре, вы должны познакомиться с ним. Он появился и начал петь стоя, вот почему сейчас все мы поем фаду стоя.
Há festa na Mouraria (музыка Алфреду Марсенейру)
A casa da Mariquinhas (музыка Алфреду Марсенейру)
Фаду в этом — они пели стихи о печали, ревности, потерянной любви, ведь моряки обычно далеко от дома, и они скучают по своим семьям, по родине, по дому. Это чувство они назвали «saudade», это португальское слово, обозначающее тоску о чем-то. Вот почему у нас такой вид меланхолии, вот почему такая музыка. Все это началось с эпохи Открытий в XVI веке.
Шон Барлоу: Предпоследняя песня, которую Вы исполнили вчера вечером на Летней сцене — это была поэтическая интерпретация песни Амалии Родригес. Эта песня вошла также в Ваш альбом.
Мариза: Да, это последняя песня альбома, она называется «A Gente da minha terra» – «Люди моей земли». Это действительно стихотворение Амалии, но она сама никогда не пела его. Я нашла это стихотворение в её поэтическом сборнике и решила записать песню. Я попросила португальского композитора Тиагу Мачаду написать музыку. Он ничего не знает о фаду, он знает о блюзе и джазе, но о фаду вряд ли. Я попросила его написать музыку к этому стихотворению, он сказал: «Хорошо» — и попытался. Так получилась эта песня. Это очень меланхоличная песня, в ней говорится, что во мне есть печаль, потому что мой народ передал её мне. Это фаду, будто плач, будто что-то болит, мне очень грустно, но так замечательно это петь.
Шон Барлоу: Расскажите о португальской гитаре.
Мариза: Говорят, этот инструмент произошел от английской лютни и со временем претерпел несколько изменений. Я знаю, что мы не единственные, кто играет на этом инструменте. Португальская гитара имеет форму сердца, у неё 12 струн и звук похож на плач. Есть два основных вида инструмента — один из Куимбры, другой из Лиссабона, они звучат по-разному. У лиссабонской гитары высокий звук, а у куимбрской — средний и низкий. Они также имеют разный настрой.
Шон Барлоу: Кажется, что португальская гитара ведет, а акустическая задает ритм.
Fado Аrmandinho (Salgado Armando Freire)
Fado em mi menor (Salgado Armando Freire)
Variacoes sobre Fado Corrido (DeSousa, Dr. Ricardo Borges/ Eduardo Alves)
Мариза: Да, акустическая гитара ведет ритм, а португальская — это словно второй голос. Бас является дополнением, чтобы придать музыке законченность, второй ритм. Потому что акустическая гитара задает фаду темп. Я использую два баса, многие исполнители используют электрический бас, но двойной бас придает звуку интимность <...>. Затем вступает португальская гитара, и она — как голос. Я — исполнитель — и второй голос — португальская гитара — вот кто ведет всё, связывает музыку и музыкальные инструменты. Возможно себе представить, что фаду может быть сыграно и без португальской гитары — с фортепиано, с виолончелью, с другими акустическими инструментами, но наиболее традиционным остается всё-таки исполнение с португальской гитарой.
Шон Барлоу: Большинство американцев на самом деле еще не знают о фаду. Разве что они могли слышать об Амалии Родригес. А с точки зрения португальской публики, любящей фаду, что значит Амалия Родригес для вашей традиции?
Há festa na Mouraria (Amália Rodrigues)
Мариза: Амалия — это часть истории фаду. Когда мы говорим о фламенко, мы говорим о том, что было до и после Камерона, когда мы говорим о джазе — мы имеем в виду то, что было до и после Эллы Фицджеральд. Когда мы говорим о фаду, мы имеем в виду — «до» и «после» Амалии. Конечно, есть много исполнителей фаду, но Амалия — Дива фаду, у нее неповторимый голос, манера пения, вообще, существование на сцене. Она была неистовой в том смысле, что всегда выступала «на передовой». Лучшие поэты писали для неё стихи, лучшие композиторы сочиняли музыку, её одевали лучшие дизайнеры — она была Дива в полном смысле слова. И у неё был Голос. Когда мы говорим о фаду, мы говорим о сердце, о душе — это очень важно. Но мы не должны забывать, что нужен Голос. Фаду живет в голосе, потому что твой голос должен выразить нюансы душевных переживаний, хотя это может быть больно, Амалия обладала такой способностью. Амалия была и до сих пор остается Дивой фаду. Она очень важна для фаду и португальцев.
Шон Барлоу: Когда она умерла?
Мариза: Три года назад. (в 1999 г. – прим. переводчика)
Шон Барлоу: У Вас была возможность встретиться с ней?
Мариза: Знаете, за два месяца до того, как её не стало, я исполняла фаду для моих друзей, и я тогда им сказала, что однажды подойду к её дому, постучу в дверь и скажу: «Здравствуйте, меня зовут Мариза, я люблю Вас и фаду». Прошло два месяца, мне позвонила знакомая: «Я знаю, это прозвучит странно, но Амалия умерла сегодня утром. – Ты шутишь. – Нет, это правда». И когда я включила телевизор, то почувствовала, что будто кто-то близкий из моей семьи, часть меня исчезла... Я думаю, так переживали тот день многие португальцы. Было удивительно смотреть по телевидению, как все плакали и пели её фаду, произносили соболезнования и говорили, как им долго-долго будет не хватать её. И я чувствовала то же самое. Возможно, то же самое вы переживали о Фрэнке Синатре или Элле Фицджеральд.
Шон Барлоу: Или о Джордже Харрисоне...
Мариза: Или о Джордже Харрисоне.
Шон Барлоу: Вы рассказывали о том, что когда вам было 15 лет и вы пели фаду, то некоторые говорили: «Да что ты поешь? Только старики это слушают!» Можете ли Вы сказать, что сейчас происходит возрождение фаду в Португалии?
Мариза: Вы знаете, сейчас мы должны поговорить о политических вещах. Фаду связано со старым режимом. У нас был старый режим, но 25 апреля 1975 политическая ситуация изменилась. У нас есть история трех «Ф», все говорят о трех «Ф» Португалии: фаду, Фатима и футбол. И эти три «Ф» были до того, как старый режим пал, и после того, как его время прошло. Фаду немного пострадало, потому что все говорили: «О! Фаду — это для мертвых политиков, и мы не хотим иметь ничего общего с этим». Вы знаете, это была политическая вещь: «Нам это не нравится, мы не хотим этим пользоваться!» И люди немного забыли об этом виде культуры.
Теперь (я говорю о настоящем времени) мы, молодые люди, не имеем ничего общего с этими политическими вещами. Мы ничего не знаем о них. Мы знаем только, что фаду — это часть национальной культуры, часть нас самих, португальцев, и мы стали петь его снова, начали понимать, что у нас есть поэты и стихи, которые можно петь. Это музыка с давней историей португальского народа, и я очень рада, что интерес к ней снова возвращаемся.
И тогда мы можем говорить о международном признании. Это замечательно, потому что люди сейчас больше внимания обращают на локальные культуры, они хотят понять их. Если вы итальянец — то почему у вас такая культура. В Сардинии, например, есть музыка, похожая на фаду — почему? Если вы отправитесь в Испанию, вам будет интересно узнать, почему у них есть фламенко. Сейчас нам интересно узнать о других культурах во всем мире, мы устали от поп-музыки, стрессов, нам хочется естественности. Вот почему фаду сейчас в добром здравии в Португалии и за её пределами, потому что молодежь с гордостью показывает свою культуру и показывает, что она — достойная, древняя, с прекрасными стихами и музыкой. Так что можно сказать, что фаду возрождается.
Шон Барлоу: Замечательно! А как традиционно звучит фаду в Лиссабоне, в каком окружении? Есть большие концертные залы для этого? Как это происходит?
Мариза: В Лиссабоне есть квартал Байру Алту, но Пиру Алту — это туристическое место, вы можете пойти туда и слушать хороших исполнителей и хорошую музыку, но все-таки она для туристов. Если у вас есть друзья, которые знают, куда они могут вас отвести, то вы пойдете в традиционный квартал, найдете маленькую таверну, очень маленькую таверну, и там вы найдете настоящую фадишту <...>. Настоящее фаду в Португалии можно найти в маленьких тавернах старых кварталов. Когда вы начинаете записываться и выступать, начинаются театры, но маленькие театры, поскольку фаду не для большой аудитории, это интимная музыка.
Шон Барлоу: Она звучит по радио?
Мариза: Да, конечно! В Португалии есть проблема: наши радиостанции передают много зарубежной поп-музыки, а у вас есть специальные станции, которые включают этническую музыку.
Шон Барлоу: <...> Кого из молодых исполнителей фаду, которые профессионально записывают диски, Вы могли бы назвать? Есть ли ведущий исполнитель фаду?
Мариза: Их много!
Шон Барлоу: Кто-нибудь особенный, о ком мы должны знать. Например?
Мариза: О! Дайте мне подумать, мы говорим о международном признании? Вы знаете, в настоящий момент многие молодые исполнители записываются. Я не могу сказать: «Вот это хорошо и это», я не хочу забыть кого-нибудь. Всякий, кто сейчас появляется, очень хорош, и он прилагает усилия, так что я не могу сказать «вот этот» или «тот», у меня много друзей, и я хотела бы сказать обо всех них хорошо. Будет лучше, если вы или люди, которые слушают меня, пойдут в музыкальный магазин и попытаются найти разных исполнителей, послушать, больше узнать. Потому что если я начну называть имена, то, возможно, кого-нибудь забуду.
Хорошо. Скажем, те, кого нужно упомянуть: «Мадредеуш» — это не фаду, но это разновидность фаду; Карлуш Паредеш — инструментальная музыка, один из лучших ее исполнителей; Карлуш ду Карму — лучший исполнитель среди мужчин; и, конечно, Амалия. Все они разные, каждый по-своему замечательный, особенный. Вы можете найти много других исполнителей, много хорошей инструментальной музыки.
Шон Барлоу: Я задумываю сделать передачу о фаду и морне...
Мариза: О, морна! Я люблю морну.
Шон Барлоу: За что вы любите морну?
Мариза: Мне нравится ощущение (чувство), мне нравятся стихи. Я думаю, морна — это сестра фаду. Я пела с моим друзьями в Лиссабоне Тито Парисом и Титиной, они родом из Кабо-Верде. <...>. Петь морну для меня естественно, я чувствую, что она очень похожа на фаду — на креольском языке, не на португальском — но это фаду.
Шон Барлоу: Вчера вечером вы спели на креольском песню B. Leza.
Мариза: B. Leza был одним из лучших поэтов и композиторов морны.
Beijo de Saudade («Поцелуй печали», морна B. Leza)
Шон Барлоу: Что меня поражает, когда я иду на бразильский концерт, — это то, что большинство людей из публики, молодые или пожилые, знают слова. Это удивительно, потому что здесь, в Америке, мы просто не знаем слов. Это показатель важности поэзии и слов, важности того, насколько люди в действительности слушают (вслушиваются в слова) в лузофонном мире, в португалоязычном мире.
Мариза: Действительно, бразильцы любят фаду, я знаю некоторых бразильских исполнителей, записывающих фаду, они замечательные. Потому что, Вы знаете, мы — маленькая страна, а они обращают на нас внимание, они смотрят на нас и говорят: «Я хотел бы это спеть». Хотя бы такой пример. На прошлой неделе я пела в Бостоне, в одном клубе, и ко мне подошел молодой человек за автографом. Он напел для меня несколько фаду. Я думала, что он родом из Кабо-Верде, но нет, он американец с тринидадскими корнями, а родился здесь, в Америке.
Если вы любите фаду, то можете выучить слова, даже если не знаете, что они значат. Многие исполнители фаду уехали в Бразилию и организовывали там большие шоу, добились успеха. Бразильцы любят фаду, это ведь и их корни тоже, в конце концов. Мы все похожи, вот почему в нас есть то, что объединяет нас в схожих мелодиях, внутри нас есть этот вид меланхолии, это португальское чувство.
Шон Барлоу: Кого бы Вы могли назвать из бразильских исполнителей?
Мариза: Фафá де Белен, Каэтану Велозу, Мария Бетания — они любят фаду, мы дружим. С помощью музыки мы можем создавать мосты по всему миру, она объединяет нас. Да будет так!
Шон Барлоу: Замечательно! Большое спасибо!
Записал Эндрю Хамс для www .afropop .org
Перевод Наташи Румянцевой, г. Санкт-Петербург